И меня впаяло.
Я давно хотела про женскую дружбу написать, давно, честно, уже года два как, да только всё понять не могла, как я к этой самой дружбе отношусь, верю я в нее, не верю.
Поняла наконец-то. Верю. Дружба - есть. Женская, да.
А то, что там говорят, что "вооот, любааая подрууужка рааано или поооздно предаааст", ну так знаете…
Жизнь интересная. И в этой жизни сами бабы относятся к себе подобным гораааздо более критично, чем к мужчинам.
Ну, то есть, он с ней живёт лет пять, у них любовь, морковь, все дела. А потом ему нравится вдруг какая-то дама, и он уходит к ней. Внезапно. А вот эта, с которой любовь была, остаётся одна, с липким чувством предательства и трехлетним ребенком.
И что, кто-нибудь из этих баб скажет потом, что любви не бывает?
А вот нихрена.
Все, как одна, стенать будут: "Ааах, я его любииила".
Но вот если он ушёл к подружке? Что-то поменяется? Нет. Никто не скажет, всё, мол, нет любви, не бывает её, не верьте, даже если вам скажут, что есть. Зато все прокудахтают, что "жееенской друуужбы не бывааает". И останутся обиженными. Не на мужчин. На женщин, конечно же.
Или он на неё болт с размахом ложил (или клал? как там правильно, с болтом-то?), а она всё равно за ним бегала, ночей не спала, сцалась, когда он раз в три месяца звонил, через час среди ночи на другом конце города была.
И ничего. И "это Любовь". Любовь есть, а как же!
Но стоит подружке иметь какие-то свои дела и не прилететь по первому зову - всё, она предала, женской дружбы нет.
Не так ли?
* * * * *
Женщины слишком критичны.
Вот у мальчиков всё просто: они подружились в детстве и теперь - друзья навеки. Причём, совершенно ведь не важно, где подружились - во дворе, когда лягушек надували, в летнем пионерском лагере, или просто сели за одну парту в школе. Главное - подружились. И теперь "Санёк мой друг". Какую бы фигню тот самый Санёк не творил.
Вроде как, делить-то нечего.
Как рассказывал мне недавно приятель: "А чё, Васёк привёл девочку, девочка такая милая-прекрасная, у них ничего не было. Ну а потом мы сели, перетёрли, так он сказал, что если тебе нравится, забирай, я себе другую найду.".
И что вы думаете? Забрал девчонку у Васька. И нормально, будто ничего такого.
* * * * *
Женская дружба есть. Она, наверное, странная. Часто непонятная мужчинам. А всё потому, что часто бабы злы. И злы к себе подобным тоже.
Чем ближе женщины друг другу, тем труднее им общаться, потому что все думают, что если их дружбе уже 5, 10, 15, 20 лет - то они имеют право судить.
Почему-то с малознакомыми женщинами мы добрые.
-Привет, я - Катя.
-А я - Аня!
-Найс ту мит ю, Аня.
И начинается болтовня о тряпочках, о мальчиках, о ботоксах - и так всё это мило и душевно. Первые полгода. Потому что мы не можем сказать малознакомым девочкам, что они толстые, или что у них сисек нет, или то, что ты - е*аная дура и парень твой мудак, а ты перед ним как тряпочка… Не можем, потому что малознакомая женщина посмотрит на тебя, покрутит пальцем у виска, и подумает - ну что за хамка.
Зато на лучшую подругу можно вылить ведро грязи, знакомы-то с пелёнок и имеем право.
Но не имеем же.
Даже если она поправилась, да хоть и на двадцать кило, мы не имеем права наезжать на нее и кричать: "Худей, сука! Ты - ленивая тряпка! И какого хрена ты зал бросила?!".
Если кто-то думает, что я утрирую, то нет, чессслово, у меня и такое в жизни было. Была у меня одна мадам, которая именно так мне когда-то и заявляла. Ты, сказала, Катя, толстая. И толстая ты не от природы, а потому что ты жрёшь много, спортом не занимаешься и вообще ленивое чмо.
Не помню, сколько именно весило тогда ленивое чмо в лице меня, помню лишь, что мы в тот день, когда мне всё надоело, вместе покупали мне юбку русского сорок шестого размера. Это на бёдра до ста сантиметров. На десять больше от стандартных девяноста.
А вот дама ходила всегда со своими сорока пятью кэгэ, мама её была высокой худышкой, и папа был сухой, без капли жира. И она, генетически, видимо, могла есть всё и когда угодно, в любое время суток.
Я тоже могла, да. Но в меня откладывалось, а в неё нет.
Честно говоря, она мне это часто говорила, но в тот раз наезд стал последним. Мы долго общались, но разругались внезапно и вдрызг.
Из-за того, что я толстая, а у неё шапка норковая.
Я вам сейчас расскажу. Я считаю, что молодость - она не только в душе, но и во внешнем виде. И если тебе к тридцати, а то и за тридцать - самое глупое решение делать короткую стрижку и покупать себе бабские тряпки.
Пусть это будут, конечно, не мини девочек-подростков, но и не бабский же шмот.
А она, та самая девушка, которая кричала, что я толстая, купила себе шапку норковую. Ну такую, бабскую, не красивую-стильную-современную, а совершенно бабскую, с козырьком. И ходила в шубе в пол. С плечами. Но я молчала, молчала и не говорила ни слова, всё-таки, её выбор, да и купила она её уже, чего ж сделать.
Но вот когда я услышала вот это: "Ты толстая, жрёшь много и т.д." в сто десятый раз, я высказала ей все, что думала про её норковую шапку, шубу не её фасона, сапфировые серьги "по статусу" и мужа-шизофреника. Ибо нефиг раздражать.
Не знаю, к чему я это. Просто вспомнилось.
* * * * *
У нас тут с Лизкой как-то отношения подпортились малёхо. Ну, вроде, всегда всё хорошо было, а тут, видимо, времени вместе много проводим, на дворе июнь, а она со мной с февраля. И уже несколько месяцев заметны улучшения, она уже почти совсем похожа на нормального человека, на свиданки бегает, с бывшим своим связалась, одним из... Он об неё когда-то ноги вытирал, мерзенько так вытирал, а она к нему, как собачка…
И тут сегодня, пока я гуляла по улице, я поняла. Мы стали друг к другу слишком строги. Нам кажется, что мы слишком близки и имеем полное право друг друга поучать. Мы ж, так сказать, видим картину изнутри. Я же вижу, что творит Лиза. А Лиза видит, что творю я. И мы уже недели две почти не разговариваем, ну так, о бытовухе разве: чай, кофе, будешь кушать? А личное - не обсуждаем. Иногда она уходит на ночь и не говорит с кем. А я догадываюсь, но не спрашиваю. У нас совершенно не осталось совещаний, совместных обсуждений и решений.
Я чувствую, что Лизка хочет иногда мне что-то сказать, но так и не говорит, потому что знает моё отношение ко всему этому. И знает, что я начну злиться и кидаться в неё тапками. А в ответ я - тоже ни слова Лизке не говорю. У неё есть отвратительная черта - вспоминать всякие истории, рассказанные мною, и применять их против меня. Наезд за наезд, это называется. Противненько, честно говоря. И вот всё это - чисто бабское. Наверное.
Ну для чего подруги нужны? Чтобы по магазинчикам пошляться, мужикам косточки перетереть, киношку смешную посмотреть. Но самое главное - чтобы поддержать в трудную минуту и быть рядом в минуту радостную. Не судить, не советовать, а поддержать. Поднять бокальчик вина или кружку кофе и вторить ей: "Да, ты права, каков козёл!", или: "О да, он и действительно красив!".
И порадоваться, когда ей хорошо, и обнять за плечо, когда она плачет. Если она хочет.
Я тут месяц назад, когда Лизки дома не было, сидела, думала, книжку читала. И вдруг поняла, что так сильно хочу сказать ей, что люблю её, что она у меня самая лучшая, что я очень рада, что она у меня есть. И я даже взяла телефон, чтобы ей это написать. Но меня кто-то отвлёк, кто-то позвонил, и я забыла.
А вспомнила об этом только через неделю. А тогда мы уже ругаться начали. И не в тему совсем это писать было, и желания уже не было, честно говоря. И Лизка на меня когда гавкает, то совсем паршиво и даже отвечать не хочется. Была б она на телефоне, а не на моей кухне, отключила бы её к чертям.
Я знаю только одно: я не хочу, чтобы получилось как с той норковой шапкой. Лет уже столько прошло, а осадочек остался.
Нам непременно надо быть добрее. И проще.
Как тогда, когда мы много месяцев не виделись, и за это время столько всего произошло, и кто-то бы сказал: "Аааа, вот они даже не созвонились ни разу за это время, какая это, к чертям, дружба!"...
Но она у меня просто была. И не важно, что я в полёте, да и Лизка тоже, и нам временно не друг до друга.
* * * * *
Женская дружба сложная. И дружить тяжело. Так и хочется быть мальчиком, чтобы просто набрать номер и сказать: "Санёк, пошли пива попьем!". И рассказывать друг другу, как кто кому вдувал, и бл*дей снять, и на рыбалку съездить, чтобы молча сидеть на берегу и ждать, когда дёрнется поплавок. А ночью выпить водки и пожарить мяса. Или вообще не заморачиваться, а за*уярить банку тушёнки в котёл и засыпать макароны.
И чтобы было совершенно пофигу, что Санёк не мылся уже три дня, что у него носки рваные, штаны в заплатку, а его баба - конченая бл*дь.
И чтобы прыщ, прыщ на носу Санька, меня не смущал. Это ведь не мой прыщ, а его. Если ему так нравится, пусть ходит.
________
© Екатерина Безымянная
Journal information